Вдохновлено "Бременскими музыкантами". Пишется ради того, чтобы привязать Дерево к дереву и ЁльМёнДжонов. И, наверное, здесь будет неоправданно много секса. Люблю моего соавтора Леденца <3
УГю, МёнДжоны, ЁльМёнДжоны, ЯДоны мимо проходили. Не бечено.
Глава перваяПогода была прекрасная. Настроение было ужасное.
Король Нам Ухён не любит ходить в патрули. Вот поехать на городскую площадь, пообщаться с народом, осчастливить какую-нибудь бедную крестьянку комплиментом - это всегда пожалуйста, хоть десять раз на дню. Но в том, чтобы тратить своё время, слоняясь по безлюдным лесам, король смысла не видит категорически.
А ещё в лесной тиши, когда рядом разве что несколько стражников, на Ухёна нападают серьёзные размышления, и это королю тоже не нравится. Взять ведь, например, Сонджона. Был таким милым, таким чудным ребёнком - загляденье просто! А выросло... Выросло тираничное-истеричное существо, которое даже родного короля заставляет вокруг себя прыгать. Ухён лишь тяжело вздыхает, вспоминая утреннюю тираду Сонджона: Его Высочество требовало немедленно приставить ко двору какого-то там трубадура. В общем, никто не любит признавать свои педагогические ошибки, и король Нам не исключение, а этот тёмный лес слишком хорошо толкает его на подобные мысли.
Неожиданный резкий свист разрезает лесную тишину, и стражник, что ехал за Ухёном, падает с лошади, пронзённый стрелой. Чертыхаясь - день и так отвратительный, а тут ещё и разбойничья засада! - Ухён спрыгивает с коня. Он и оставшиеся пятеро стражей, обнажая мечи, готовятся отразить любую атаку. Но ничего не происходит. Лес тих и спокоен, как будто бы и не было никакой стрелы из лесной глуши. Ухён жестами приказывает одному из стражников подойти к их убитому товарищу. Пока солдат изучает стрелу, унесшую жизнь патрульного, Ухён, опустив меч, продолжает смотреть по сторонам, желая первым заметить малейшее движение в глубине чащи. Но даже спустя долгие десять минут нет никаких признаков скорого нападения. Король велит продолжать патруль и поворачивается к своей лошади...
А потом - удар по голове, и последнее, что различает Ухён, теряя сознание - громкие крики его свиты.
Ухён не знает, что он почувствовал сначала - саднящую боль в голове или стягивающие грудь путы, но, его бы воля, он очнулся в другом месте, в другое время и точно уж с другими ощущениями. Он пробует пошевелиться, но от этого грубые верёвки лишь сильнее вжимаются в руки, а шершавая кора дерева царапает спину сквозь тонкую ткань рубашки. Король опускает взгляд - жёлтая мантия с соболиным мехом комом валяется у его ног. Ухён смотрит в одну сторону, потом в другую и встречается взглядом со своим пленителем.
Полурасстёгнутая рубаха, дыры на штанинах, ярко-красная повязка на рыжих волосах, в ухе серьга, похожая на коготь хищника. И лисья улыбка, и хитрый взгляд. Ухён цепенеет от ужаса, ведь он в плену у самого опасного разбойника королевства - атамана Ким Сонгю.
Атаман подходит близко-близко, что королю бежать хочется. Да только слишком крепко затянуты верёвки вокруг королевской груди, и может он лишь завороженно смотреть, как сияет на солнце стальной кинжал в руках разбойника. Страх и ощущение опасности заставляют чаще дышать и облизывать сухие губы.
Сверкает занесённый кинжал. Ухён жмурится, не веря, что последним, кого он видит в этой жизни, станет разбойник. Но нож входит в крону дуба совсем рядом с Ухёновым ухом, а чужая рука ложится ему на плечо. Ухён боится, но продолжает оставаться очарованным дерзким лисьим взглядом, направленным только на него. И неясно от чего: то ли от тугих веревок, то ли от близко находящихся к его лицу губ, но дышать становится труднее.
Ладонь разбойника медленно движется к груди Ухёна, сильнее вжимая короля в крону дерева. Сонгю склоняется к королевской шее. Ухён напряжён, напуган, растерян. Не понимает король, как реагировать на обжигающее дыхание атамана, на его сильные руки. Пространство вокруг начинает таять и расплываться, и Ухён не просто готов, а уже хочет чувствовать на себе горячие губы. Сонгю отпускает рукоять ножа и легко касается Ухёнова подбородка. Пальцы у атамана на удивление мягкие, а прикосновения - слишком нежные. Ухён, забывшись, невольно стонет. Но Сонгю ждет подходящего момента, когда его пленник будет раскрепощен целиком, и довольная улыбка не сходит с губ. Ухён из последних сил сдерживается. Он не может позволить себе отдаться во власть разбойника, но страстно этого желает.
Чужие руки становятся всё настойчивее. Ухён закусывает губы, сдерживая новый стон. Но над телом своим король уже не властен. Ему хочется вцепиться в эти плечи и притянуть наглого разбойника ближе к своему телу, но связанные руки гудят от боли, а просить о том, чтобы его развязали... Ухёну не поверят и, вероятно, даже заткнут рот после первого же слова, хотя такая перспектива даже заманчива.
К счастью Ухёна, разбойник теряет терпение первым. Атаман прижимается губами к королевской шее, легко покусывает её, оставляя алые пятна расцветать на молочной коже.
Ухён забывает о всех условностях, о своей гордости, и громко стонет.
Затылок неприятно упирается в грубую кору дерева, но королю плевать, ибо весь мир его сосредоточен сейчас на губах лиса-разбойника.
Поцелуи приятно обжигают нежную кожу на самых чувствительных точках шеи и ведут линию наверх, к губам, которые уже так долго хотелось подчинить себе. Ухён тянется к ним, но только успевает схватить ртом воздух - атаман отстраняется и дразнит его, слегка оттягивая от себя голову молодого короля за волосы и облизываясь, словно хитрое животное.
Ухён злится. Этот разбойник и так слишком много себе позволяет, играя с ним, своим королём, как лис тешится над попавшимся в силки кроликом. Хоть это и похоже на истинное положение вещей, роль жертвы Ухёну не по нраву.
Разбойник занят. Он смотрит на Ухёна. Сжимает его волосы, не давая королю повернуть головы. Изучает каждую линию благородного лица и так дразняще приоткрывает губы.
Пока атаман отвлечён, Ухён решается действовать. Изловчившись, он чуть вытягивает руки и, не обращая внимания на боль от впившихся в кожу верёвок, хватает его брюки, притягивая разбойника ещё ближе.
- А ты смелый... - пират шипит сквозь зубы, резко вжимаясь пахом в изнывающее тело высоких знатных кровей и раздвигает коленом ноги короля. Ухён рассержен, но Сонгю взбудоражен и зол не меньше. Он растягивает пальцами ткань королевских одежд, с легкостью разрывая их и ловя судорожный возмущенный вздох. Мм, а тело короля, оказывается, имеет такой соблазнительный вид... И, прежде чем Сонгю срывается и жадно завладевает ртом пленника, Наму успевает понять - его спина и шея сегодня будут истерзаны в кровь этим чертовым деревом.
Сонгю целует Ухёна страстно. И лишь от одного поцелуя Ухёна захлёстывает такая волна чувств, что ему кажется, что только благодаря верёвкам, дереву, и, разумеется, разбойнику, который так крепко держит его, он ещё не рухнул на землю от переизбытка ощущений.
Поцелуй оказывается недолгим, и Ухён не скрывает своего разочарования. Но недовольное мычание короля быстро сменяется новыми стонами, ведь губы атамана уже касаются его ключиц.
Сонгю жаждет покрыть поцелуями всё тело парня перед ним, но верёвки не позволяют ему такого удовольствия. Грубые верёвки натирают нежную королевскую кожу, оставляют на ней красные полосы и заставляют Ухёна шипеть от боли при малейшем движении. Как бы не нравился Сонгю вид связанного короля, он не потерпит никаких препятствий на пути к желанному телу, а значит верёвкам суждено кануть в небытие.
Когда разбойник вновь хватается за нож, Ухён непроизвольно дёргается. Разбойник улыбается слишком безумно. Острие ножа едва касается кожи Ухёна, и он уже не в силах сдвинуться, чувствуя холод металла. Сонгю легко царапает лезвием грудь короля и тут же припадает губами к порезу, собирая едва проступившие капли крови. Ухёну вновь страшно, Ухён вновь не понимает, что происходит.
Дышать вдруг становится легче. Несколько верёвок вдруг падают одна за другой. Ухён удивлённо смотрит на землю, где поверх уже истоптанной соболиной мантии валяются обрезки бичевки. Переводит взгляд на Сонгю, который, улыбаясь, слизывает с губ большую красную каплю.
Еще одна тонкая кровяная струйка стекает вниз по напряженной груди и скрывается за тканью порванной рубашки, не позволяющей разглядеть всю красоту тела Ухёна. След засыхает за считанные секунды, и его так и хочется слизать, витиевато скользя кончиком языка по животу и ощущая им нетерпеливую дрожь гладкой кожи. Разбойник мечтательно закусывает нижнюю губу, воспроизводя в своей голове такую развратную картинку и снова заглядывает в глаза пленного короля, кое-как притормаживая и без того неизбежное помутнение своего разума. Ухён перед ним всё еще скован и немало смущен, и эта его беспомощность выглядит так соблазняюще, что Сонгю вновь позволяет себе совершить наглость и резким напором вжимает короля всем своим телом в дерево, закрывая глаза и с какой-то извращенной нежностью прикусывая мочку уха парня, теряющего свою власть перед ним. Тот незамедлительно хватается за крепкие плечи разбойника и вскрикивает непозволительно пошло. Его на пару секунд захлестывает жаркой волной стыда, но он ничего не может поделать с собой, разве что только подчиняться. Руки атамана сдергивают с короля остатки драной рубашки, и золотые пуговицы сыплются на землю, теряясь где-то в траве, и ладони Сонгю плотно ложатся на бедра Ухёна, поглаживая их, но король будто продолжает сопротивляться своему возбуждению и этому разбойнику, вжимаясь в кору дерева еще сильнее, однако, получается так, что он ерзает и трется заметной выпуклостью на своих штанах о Сонгю.
- Разве ты не понимаешь, что быстро ты отсюда не уйдешь? - Сонгю быстро развевает его попытки скрыть всю пагубность состояния короля, и пальцы проскальзывают за плотную ткань брюк, смыкаясь в узкое кольцо и заставляя Наму забыть о том, кем он является на самом деле.
Наглый рыжеволосый красавец тихо рычит на ухо молодому королю и разгоряченно дышит в него, лаская стонущего Ухёна и с наслаждением впитывая в себя его голос. Сонгю и самому хочется получить удовольствие, но вид изнемогающего под ним Наму вбивает в голову только одни мысли шального характера - довести его до такого состояния, когда он сам попросит о большем, или, может, даже будет молить о пощаде. Но пальцы быстро вымокают, а Ухён уже вскрикивает так, что "насильник" начинает задумываться о том, сможет ли он сам себя контролировать...
Вдруг разбойник чувствует на своем лице мягкие подушечки пальцев, и через секунду король целует его сам. Кажется, ни тот и ни другой не смогут больше держаться на волне своих ''правильных'' мыслей, и атаман отвечает ему на эту ласку, но в груди появляется напряжение, подобное инстинкту, который никогда еще его не обманывал... Впрочем, все переживания отходят куда-то далеко и надолго, стоит лишь Ухёну запустить пальцы в медные волосы разбойника. Сонгю доволен, ведь под ним сейчас разгорячённое и податливое тело, хозяин которого (хотя, на самом деле, хозяином этого тела Сонгю уже давно считает себя, а вовсе не юного монарха) явно хочет того же, что и атаман.
Разбойник льнёт к своему пленнику, оставляя на губах и щеках короля сотни рваных поцелуев. Ухён срывает с головы Сонгю красную повязку, которая не даёт ему полностью насладиться мягкими рыжими волосами меж своих пальцев. Атаман на доли секунды отрывается от сладких губ и смотрит на короля так, что тот уже действительно готов молить о большем.
- Пожа... - шепчет в губы разбойнику Ухён, но Сонгю вдруг резко от него отстраняется.
У Сонгю тонкий слух, и даже сквозь громкое биение собственного сердца он слышит, что в лесу появился новый звук. Источник звука приближается, Сонгю судорожно соображает, что же делать, а Ухён непонимающе смотрит на атамана.
Решение разбойнику даётся нелегко, но, не видя лучшего варианта, атаман в последний раз приникает к губам короля, оставляя на них жаркий поцелуй, и... сбегает?
- Эй! - недовольно кричит Ухён вслед разбойнику, но его возмущение остаётся без ответа. Король пробует вырваться из пут, но две верёвки всё ещё достаточно крепко держат его у дерева.
А потом до королевских ушей доходит совершенно чуждый этому месту звук - гитарные аккорды. Ухён выть готов: ну какому идиоту приспичило побренчать на гитаре посреди леса?
Идиотом оказывается молодой парень в чёрной шляпе и, ожидаемо, с гитарой на перевес, вышедший на лесную поляну. Увидев Ухёна, он замирает на месте, широко открыв глаза от удивления.
- Ваше Величество?.. - неуверенно спрашивает паренёк.
Ухёну невероятно стыдно. Он прекрасно представляет, как сейчас выглядит: раскрасневшиеся щёки, растрёпанные волосы, разорванная рубашка, красные пятна на шее и груди, да ещё и к дереву привязан, и это тактично закрывая глаза на возбуждение. Оказаться в таком виде перед подданным - не велико счастье.
Подданный, не дожидаясь ответа, бросается перерезать верёвки. Едва последняя бичёвка падает на землю, у Ухёна подкашиваются колени. Он слишком долго был привязан (и прижат), что собственные ноги уже держат его с трудом.
- Ваше Величество! - парень моментально подскакивает к королю, желая помочь ему подняться.
Ухён безумно хочет отправить этого юнца на эшафот за то, что помешал делам государственной важности. Но общественность такого не поймёт, а значит, королю остаётся лишь принять помощь, разумеется, подцепив, поднимаясь, красную повязку разбойника и его нож, забытые в траве.
- Как тебя зовут? - Ухён старательно давит улыбку. Он, всё-таки, король, а королю негоже открыто демонстрировать желание прибить глупого мальчишку.
- Ким Мёнсу, Ваше Величество!
- Мёнсу, - Ухён лучезарно улыбается, представляя, как вписывает это имя в указ о каторге. - Отдай мне свою рубашку!
Приведя себя в чуть более подобающий вид - не возвращаться же в замок в своей изодранной одежде, Ухён в последний раз оглядывает поляну, надеясь заметить хоть малейший след Сонгю, но безрезультатно.
- Ну, пошли что ли... - обращается Ухён к Мёнсу и, не дожидаясь реакции, направляется туда, где, как ему кажется, должен быть его замок.
Король не представляет, с какой грустью смотрит ему вслед атаман разбойников, сидя на ветке одного из деревьев.
- Хён! - к большому удивлению Ухёна, Сонджон вместо обычного сухого приветствия кидается ему на шею. - Хён, ты в порядке? Патрульные сказали, что тебя похитили разбойники! Весь замок чуть с ума не сошёл!
- Да, да, - рассеянно кивает не ждавший такого приёма король. - Меня спасли... - Ухён машет куда-то в сторону Мёнсу и едва заметно кривится, всё ещё считая своё спасение весьма сомнительной удачей.
- О, тогда мы просто обязаны отблагодарить твоего спасителя! - искорки в глазах Сонджона должны бы показаться Ухёну подозрительными, но король их даже не замечает, ведь мыслями он всё ещё привязан к дереву. - Хён, ты много сегодня пережил, так что иди спать. Я всем займусь!
И, хитро улыбаясь, Сонджон тащит Мёнсу за собой в глубь замка.
У Мёнсу сердце стучит, как бешеное. От одного прикосновения тонких нежных пальцев, что сжимают его запястье, Мёнсу с ума сходит.
Когда-то Мёнсу уже видел её. Трубадур тогда играл на городской площади, развлекая детвору. Мимо проезжал богатый экипаж. И ничего в этом удивительного не было бы - сколько знатных господ спешат по своим делам? - но экипаж почему-то остановился, и из него вышла она. Мёнсу взгляда не мог оторвать от принцессы, прекрасной, как ангел, сошедший с небес. В те минуты, что Мёнсу смотрел на неё, ему казалось, будто бы мелодия, что слетала со струн его гитары, затронула сердце прекрасной принцессы. Но сопровождавший её страж сказал принцессе что-то, и она, в последний раз вглянув на Мёнсу и улыбнувшись, вернулась в свою карету.
Мёнсу не лелеял надежды увидеть прекрасную принцессу вновь. В конце концов, он лишь простой трубадур. Он бродит по свету, внося немного света и веселья в жизни людей, а о прекрасных принцессах ему и думать непозволительно.
Но сейчас его прекрасный ангел крепко держит его за руку. Мёнсу не уверен, дышит ли он, жив ли он, не понимает, что происходит вокруг, потому что весь его мир сейчас - она. Она ещё прекраснее, её улыбка ещё светлее. Мёнсу готов идти за принцессой хоть на край света, но она заводит его лишь в одну из комнат замка.
- Вам нужна новая одежда, - начинает говорить принцесса, жестами отдавая служанке приказ, но Мёнсу не разбирает слов. Голос принцессы чуть ниже, чем ожидал трубадур, но всё равно он так же прекрасен, как и её лицо. - И Вы наверняка голодны, не так ли?
Мёнсу не сразу понимает вопрос, ведь мысли его заняты голосом принцессы, а вовсе не тем, что именно она говорит. И лишь растерянно кивает, глядя, как выжидающе принцесса на него смотрит.
- Ужин скоро принесут, - принцесса легко улыбается, и Мёнсу готов всё отдать, чтобы всегда видеть эту улыбку. - А как Вас зовут?
- М-мёнсу. Ким Мёнсу, Ваше Высочество! - выпаливает Мёнсу после секундного замешательства и неловко кланяется.
Принцесса звонко смеётся, и Мёнсу не знает, чувствовать ему себя то ли самым счастливым на свете, то ли самым большим идиотом. Хотя, наверное, он просто самый счастливый идиот.
- А я Сонджон, - вновь улыбается принцесса, и, забирая из рук подошедшей служанки новую чёрную рубашку протягивает её Мёнсу.
- Очень приятно, Ваше Высочество, - Мёнсу опускает смущённый взгляд, думая, что даже имя у его (трубадур отвешивает себе мысленную пощёчину, настрого запрещая себе называть её своей) принцессы прекрасное.
Мёнсу осторожно, боясь совершить непозволительное - случайно коснуться её кожи, берёт из рук принцессы рубашку, как самое драгоценное сокровище. Ему правда хотелось бы переодеться, ведь изорванная одежда короля не очень удобна, но снимать её при принцессе... Закрадывается мысль: неужели невинную принцессу не смущает, что перед ней сейчас собирается раздеваться мужчина? Самого-то Мёнсу это ещё как смущает! И, безмерно боясь показаться грубым, Мёнсу на деревянных ногах медленно поворачивается к принцессе спиной и негнущимися пальцами начинает расстёгивать единичные уцелевшие на королевской рубашке пуговицы.
- Уже довольно поздно, - Мёнсу снова слышит волшебный голос принцессы и замирает, чувствуя её взгляд на своей спине. - Вы же останетесь у нас на ночь?
- Как пожелаете, Ваше Высочество, - Мёнсу всё ещё не может сдвинуться, сжимая в пальцах золотую пуговицу.
- Отлично! Тогда я зайду к Вам позже, проверю, как Вы тут устроились... Мёнсу, - и принцесса быстрыми шагами выходит из комнаты и закрывает за собой дверь.
И только через долгую минуту Мёнсу позволяет себе вновь дышать, вновь двигаться. На него волной накатывают эмоции и чувства.
Она была рядом с ним. Она говорила с ним. Она назвала его по имени.
Да что же эта принцесса делает с его сердцем?
Парой часов позже трубадур меряет шагами отведённые ему покои. С одной стороны, сегодня он устал, и в столь поздний час его уже клонит в сон. А с другой стороны, слишком много новых впечатлений всё ещё будоражат кровь, да и в роскоши простому трубадуру немного неуютно. А главное, принцесса обещала придти к нему снова, и Мёнсу не мог позволить себе уснуть, не дождавшись её.
В голове трубадура начинают копошиться сомнения. В конце концов, она принцесса, и разве есть ей дело до какого-то трубадура? Разве не должен он быть счастлив только от того, что уже было? Разве смеет он мечтать о чём-то большем? Увидеть её ещё раз - разве не будет даже это слишком большим и незаслуженным подарком для него?
Пока Мёнсу мечется в сомнениях, за его спиной открывается дверь.
- Добрый вечер, - Мёнсу замирает, услышав голос принцессы. - У Вас всё хорошо?
Мёнсу медленно поворачивается, и дышать ему вновь становится труднее. Принцесса, похоже, собирается в скором времени ложиться спать, по крайней мере, слишком уж её одеяние, обнажающее шею и ключицы, напоминает ночную рубашку. И хоть одежда принцессы довольно закрытая, слишком уж резво воображение Мёнсу дорисовывает всё недостающее, заставляя его смущённо опустить взгляд.
- Да, Ваше Высочество, - бормочет Мёнсу себе под нос, стараясь разглядывать собственные сапоги, а вовсе не ножки принцессы.
- Ужин был вкусным? А постель достаточно мягкая?
- Да, Ваше Высочество, Вам не о чем беспокоиться, - не решается поднять взгляд Мёнсу.
- Вот и отлично, - принцесса счастливо улыбается, присаживаясь на край кровати. - Это меньшее, что я могу сделать в благодарность за спасение моего брата.
- Вам не за что меня благодарить, Ваше Высочество, - Мёнсу смущается, отгоняя шальную мысль, что, в каком-то смысле, принцесса сейчас находится в его постели. - Я забрёл туда случайно...
- Но Вы выдержали несколько часов в обществе моего занудного братца, а это уже достойно награды, - Принцесса продолжает лучезарно улыбаться и, пока Мёнсу пытается понять, как же ему на это отреагировать, меняет тему. - Мёнсу, а Вы ведь трубадур, не так ли?
- Д-да, Ваше Высочество, - Мёнсу слегка запинается, подняв на принцессу взгляд. - Я играю на гитаре...
- А Вы не могли бы сыграть для меня, Мёнсу? Пожалуйста! - На лице принцессы появляется лёгкая грусть. - В нашем замке музыканты - нечастые гости, а так хочется иногда разнообразить жизнь музыкой.
- Конечно, Ваше Высочество, - разве может Мёнсу отказать прекрасной принцессе?
Трубадур берёт гитару в руки и садится в кресло. Мёнсу блаженно закрывает глаза - всё-таки до встречи с принцессой гитара была главной женщиной в его жизни, и даже сейчас кажется, что от любимого инструмента исходит приятное тепло, разливающееся по всему телу. Пара пробных аккордов, и со струн слетает незатейливая мелодия. Трубадур никогда не считал себя искусным виртуозом, но ему всегда говорили, что от его музыки светлее на сердце. Мёнсу очень надеется, что сможет передать немного света и принцессе. За закрытыми глазами он и не видит, с каким трепетом смотрит на него принцесса. Одна мелодия сменяет другую, струны поют под умелыми пальцами, и Мёнсу действительно счастлив, ведь с ним сейчас красавица-принцесса и его музыка. Трубадур играет долго. И спустя несколько песен он решается сыграть ту самую мелодию, что слушала принцесса в их первую встречу. Интересно, помнит ли она? Вызовет ли эта музыка у неё хоть какие-то чувства? Мёнсу медленно открывает глаза, боясь увидеть во взгляде принцессы равнодушие, но... Принцесса спит на его кровати. Подложив ладонь под голову вместо подушки и подтянув колени к груди, она размеренно дышит. На её лице спокойствие, умиротворение и лёгкая улыбка, кажется, снится ей что-то хорошее. Мёнсу в замешательстве. Должен ли он разбудить принцессу? Или позвать её слуг?
- Ваше Высочество? - неуверенно зовёт Мёнсу, подходя к кровати.
Ожидаемо, ему никто не отвечает, и Мёнсу нерешительно протягивает руку к плечу принцессы. Но принцесса неожиданно начинает ворочаться, и от резкого движения её ночнушка слегка задирается. Мёнсу изо всех сил старается не смотреть, но обнажившееся бедро принцессы против его воли притягивает взгляд. Нервно сглатывая, Мёнсу пятится назад. Нет, он никак не может теперь нарушить сон принцессы, ведь если она поймёт, что он видел, ей будет очень неловко. Смотреть на неё Мёнсу тоже не может, не избежать ему тогда запретных неприличных мыслишек. Трубадур чуть ли не бежит за кресло, садясь на пол за широкой спинкой. Отсюда он не должен увидеть то, на что смотреть нельзя. И пусть немного неудобно, ничего, трубадуру и на голой земле случалось спать, так что мягкий ковёр - это даже роскошь. Зато он никак не потревожит принцессу, и это самое главное.
А в своих покоях Ухён долго разглядывает красную повязку. Разглаживает её, сминает и снова разглаживает. В итоге король так и засыпает, уткнувшись носом в красную повязку, что ещё хранит запах рыжих волос.
Глава вторая - Мёнсу, - сквозь сон трубадур слышит тихий голос и чувствует прикосновение к своему плечу. - Мёнсу!
Мёнсу открывает глаза и видит перед собой принцессу, обеспокоенно склонившуюся над ним. От неожиданности трубадур подаётся назад, ударяясь головой о ножку кресла.
- Осторожнее! - испуганно вздыхает принцесса, крепче сжимая плечо трубадура.
- Всё в порядке, Ваше Высочество, не волнуйтесь, - потирая ушибленный затылок, Мёнсу неловко опускает взгляд, смущаясь от такой близости к принцессе. - Д-доброе утро.
- Доброе, - лучезарно улыбается принцесса. - А Вы выбрали необычное место для сна.
- Я... Просто... Упал, - неуверенно бормочет Мёнсу первое, что приходит в голову, хоть и прекрасно понимает, насколько глупа его отговорка.
- Упали? Что ж, тогда сейчас самое время подняться! - принцесса с улыбкой протягивает трубадуру руку.
Мёнсу в замешательстве. Негоже парню получать такую помощь от девушки. Но ведь не принять протянутую принцессой руку будет так невежливо. Нерешительно Мёнсу всё-таки берёт принцессу за руку. Только поднимаясь, Мёнсу случайно слишком сильно тянет принцессу на себя. К счастью, они не падают, но уж больно близко принцесса оказывается к трубадуру, даже упирается рукой в его плечо. Мёнсу смущается мгновенно. Но даже заливаясь краской до кончиков ушей, Мёнсу не может оторвать от принцессы взгляда. А она тянет руку к его волосам, и стоит только принцессе коснуться головы трубадура, они резко отскакивают друг от друга.
- Пыль, - почти шепчет принцесса. - Пыль в волосах...
Мёнсу смущённо смотрит в пол, не решаясь сказать хоть что-то. Они неловко молчат несколько безумно долгих, по мнению трубадура, минут.
- Завтрак! - вдруг восклицает принцесса. - Скоро будет завтрак. Слуги придут за тобой... за Вами!
Протараторив это, принцесса чуть ли не бегом покидает гостевые покои. А Мёнсу стоит, как вкопанный. Ему послышалось? Или принцесса действительно обратилась к нему на "ты"? Нет, наверняка примерещилось, показалось, это ведь слишком хорошо, чтобы быть правдой. Закрывая раскрасневшееся лицо руками, Мёнсу старается успокоить бешено колотящееся сердце.
Через полчаса, когда Мёнсу уже почти пришёл в себя и успокоился, за ним заходит служанка и ведёт его в обеденный зал. В зале уже сидит принцесса и приветливо улыбается, как будто бы и не было той неловкой сцены между ними. Мёнсу нерешительно садится рядом с принцессой.
Не успевает трубадур взять ложку в руки, как дверь открывается, и в столовую входит король Нам собственной персоной. Трубадур тут же вскакивает и неловко кланяется, но король, смерив его недоумённым взглядом, молча садится на своё место во главе стола. Мёнсу решается сесть только после того, как принцесса настойчиво тянет его за рукав рубашки.
Трубадуру неловко. Если к обществу принцессы он хоть немного привык, то завтракать за одним столом с королём кажется ему уж слишком большой честью. Да и король выглядит недовольным и хмурым, и, честно говоря, Мёнсу немного страшно.
- Доброе утро, брат! - принцесса тепло улыбается, стараясь разрядить напряжённую обстановку. - Как спалось?
- Нормально, - бурчит король, как-то совсем не по-королевски ковыряясь в тарелке, и почему-то краснеет.
- А как себя чувствуешь? Ничего не болит после вчерашнего? - не унимается принцесса, стараясь вывести короля на беседу.
- Сонджон... - раздражается король, но принцессу от гневной тирады спасает вошедший в зал человек.
- Здравствуйте, Ваше Величество, Ваше Высочество и... - незнакомец переводит взгляд на трубадура, и Мёнсу напрягается ещё сильнее. Этот парень - явно воин, это выдают и взгляд, и осанка, и особенно меч на поясе. А так как все прошлые встречи трубадура со служителями закона оканчивались не очень радужно, Мёнсу немного нервничает. - О, а это тот самый спаситель нашего Величества?
- Да! - принцесса, в отличие от трубадура, веселеет. - Его зовут Мёнсу, он трубадур. Мне показалось, что мы просто обязаны как-нибудь отблагодарить его за возвращение брата в целости и сохранности.
- Вот как... - воин кладёт тяжёлую ладонь на плечо трубадура, заставляя его сильнее вжаться в стул. - Я Ли Ховон, начальник королевской охраны. Мне надо допросить тебя парень. Расскажешь, видел ли ты вчера кого-то рядом с королём.
- Но я никого не видел... - торопливо бормочет Мёнсу. - Когда я пришёл, Его Величество был один, привязан к дереву, а вокруг не было ни души!
Не замечая, как король облегчённо выдыхает, Ли Ховон собирается сказать что-то еще, но ему не дают вставить и слова.
- Хоя, мне казалось, дозорные опознали в нападавших разбойников из шайки этого Ким Сонгю, - имя атамана король Нам произносит как-то по-особенному. - Так что, я думаю, нет причин беспокоить нашего... гостя.
- А я думаю, что вы можете обсудить это всё когда-нибудь не за завтраком, - замечает принцесса. - Кстати, а вы знаете, как замечательно Мёнсу играет на гитаре? Мёнсу, Вы же останетесь с нами на сегодняшний вечер? Пожалуйста, сыграйте для нас!
Принцесса смотрит на него с надеждой, так что трубадуру ничего не остаётся, кроме как смущённо кивнуть в знак согласия.
Трубадур действительно остаётся в замке в тот вечер. И на следующий вечер тоже. А потом ещё на один.
Каждый день принцесса просит его остаться ещё ненадолго, и Мёнсу не в состоянии ей отказывать. В итоге трубадур гостит в королевском замке почти неделю. За эти дни, что он проводит рядом с принцессой, Мёнсу уверяется окончательно - он влюблён. Влюблён не в красивое лицо, не в нежные руки, не в тонкую талию, а в саму принцессу, такую, какая она есть. Она добра, заботлива, и даже её капризы, пусть и не всегда понятные трубадуру, кажутся ему очаровательными, да и что уж взять с этих особ королевских кровей. Мёнсу думает о принцессе каждую минуту и искренне этим наслаждается.
А Ухён с головой уходит в государственные дела и вообще делает всё, лишь бы не думать о Ким Сонгю. Уже на следующее утро после того злополучного происшествия с деревом, Ухён начинает думать, что секс с опаснейшим преступником королевства - это не то, чем следует заниматься хорошему королю, а за неделю и вовсе почти убеждает себя в том, что Мёнсу следует искренне поблагодарить за то, что он забрёл в тот лес со своей гитарой.
Только почему-то Ухён всё ещё держит обиду на Мёнсу и старается с ним не пересекаться, хоть этот трубадур постоянно торчит в замке благодаря Сонджону. Почему-то, засыпая, король сжимает в руках красную повязку. Почему-то каждую ночь он видит во снах полные разврата картины с участием небезызвестного атамана, а на утро хочет сквозь землю провалиться от стыда и смущения. Почему-то эти полные разврата картины являются ему, даже когда Ухён просто смотрит на своё тело, на котором ещё держатся едва заметные следы от коры дерева, верёвок и, разумеется, губ Сонгю.
Заканчивается очередной суматошный день. Сегодня король Нам провёл встречу с министрами, подписал пару новых указов, принял у себя несколько крестьян с просьбами и решил их мелкие проблемы, а ещё вместе со стражей оббежал весь замок, потому что, видите ли, прачкам примерещился чужак. И теперь, добравшись до своих покоев, Ухён мечтает лишь об отдыхе.
В королевских покоях темно и тихо. Ухён собирается позвать слуг, но решает, что видеть никого не хочет, и сам зажигает несколько свечей.
Богато украшенный накладной воротник летит на пол - он Ухёну всё равно не нравится, и нужен только чтобы прикрывать постыдные доказательства тех мгновений, что король провёл с разбойником.
Ухён подходит к окну. Мягкий лунный свет озаряет королевство, а тысячи звёзд в небе сияют этой ночью особенно ярко, будто бы желая осветить путь каждому, кого терзают сомнения. Вид за окном кажется Ухёну таким тёплым, таким умиротворяющим, что в сердце его появляется вера, что всё будет хорошо.
- Соскучились по мне, Ваше Величество? - чужая ладонь зажимает Ухёну рот, сильная рука обхватывает грудь, а тёплое дыхание щекочет шею.
Ухён мычит и пытается вырваться, но его держат слишком крепко.
- Ну, ну, тише, мой король, - Ухёну кажется, что он кожей чувствует хитрую улыбку Ким Сонгю, который неведомым образом оказался в королевской спальне в этот час. - Вы же не думаете, что я хочу причинить Вам вред?
Разбойник рисует носом на шее короля лишь ему ведомые символы, но Ухён уверен, что это какое-то колдовство, иначе как ещё объяснить, что за считанные секунды весь мир короля ограничился одним лишь атаманом?
- Ведь в прошлый раз нас так некстати прервали, - продолжает шептать Сонгю, почти касаясь губами чувствительной точки за ухом и сводя Ухёна с ума. - А дела нужно доводить до конца, не так ли?
Ухён безумно рад, что его губы плотно зажаты чужой рукой, ведь сам он сдержать стон ликования не смог бы.
- О, хотите, чтобы я отпустит Вас? - Сонгю будто бы читает мысли Ухёна, очерчивая большим пальцем его скулу. - Разумеется. Но Вы ведь обещаете не кричать... - разбойник делает паузу, чтобы провести носом линию от одного уха к другому. - Пока я этого не захочу?
Хитрый лис резко убирает ладонь от рта короля и в этот же миг касается языком мочки его уха, заставляя громкий стон сорваться с Ухёновых губ.
То ли день этот был слишком тяжёлым, то ли разбойник и правда немного колдун, но сейчас Ухёну совершенно не хочется сопротивляться, а хочется лишь получить максимум удовольствия. Ухён запрокидывает голову, позволяя Сонгю вновь покрыть его шею розовыми пятнами. Ухён сам ведёт чужую руку, давно забравшуюся королю под рубашку, по своему животу. Ухён стонами отзывается на каждое действие Сонгю, заставляя атамана терять последние крупицы самоконтроля.
После очередного особенно развратного стона, Сонгю тащит Ухёна к кровати. Ухён не очень удачно придавливает руку, падая на мягкие перины, но его это волнует мало, ведь шея короля горит от поцелуев разбойника. Сонгю уже торопится стянуть с Ухёна рубашку, не особо заботясь о её целостности, и едва бесполезный предмет одежды оказывается на полу, припадает губами к коростам на Ухёновой спине. Руки атамана шарят по груди молодого правителя, и когда изящные пальцы разбойника находят тонкий шрам, оставленный совсем недавно, Ухёну уже слишком хорошо, и до побелевших костяшек пальцев сжимает он одеяла.
Ухёну не хватает лишь поцелуя, и он, выстанывая имя Сонгю, пытается извернуться, чтобы достать до желанных губ. Заметив это, Сонгю резко переворачивает короля на спину и, пару секунд глядя Ухёну в глаза, наконец-то дарит ему долгожданный полный страсти поцелуй. Вновь зарываясь пальцами в медные волосы, Ухён думает, что лучше быть уже не может. Думает он так ровно до тех пор, пока не чувствует, как рука Сонгю вжимается в его пах.
Наму плотно сжимает губы и запрокидывает голову назад, когда чужая ладонь гладит его достоинство слишком настойчиво и ласково. Король прекрасно понимает свое положение и не позволяет себе выйти из-под контроля... По крайней мере, пытается это делать, но, когда Сонгю нависает над ним и начинает шептать на ухо какие-то пошлости, его хваленое самообладание летит ко всем чертям. Ухён ерзает на постели, медленно выгибая спину кверху, и трется пахом о руку, доставляющую ему удовольствие, издавая настолько неприличные стоны, что его лицо заливается густой краской - неужели эти звуки срываются с его губ? Ох, знал бы Его Величество, как он сейчас выглядит со стороны... Краснеющий и взъерошенный, полураздетый, с множеством алых пятен на шее и расстегнутой ширинкой, он лежит под Сонгю и тихо, одними только губами просит о большем. Атаман только сдержанно закусывает нижнюю губу и ухмыляется: еще слишком рано переходить к самому главному, да и смотреть на такого распутного короля, оказывается, еще как приятно... Рука плавно соскальзывает с выпуклости на штанах и ложится на бедро с внутренней стороны, слегка нажимая на него, а большой палец мягко проводит по линии прямо возле соблазнительного бугорка, и Наму выдыхает с едва слышным протяжным стоном, приподнимая бедра и хватаясь пальцами за края подушки, лежащей прямо над его головой.
- Продолжай... Пожалуйста, - он просит с такой интонацией, что хочется тут же сорвать с него все эти жутко мешающие тряпки и начать вдалбливать желанное тело в кровать, но у Сонгю железное терпение, и он подключает к ласкам вторую руку, делая вид, что не слышал никакой просьбы. Да, атаман не ошибся - мечущийся по широкой постели Ухён уже готов кричать. Какой нетерпеливый. Разбойник решает смилостивиться, и освобождает разгоряченное и слегка взмокшее королевское тело от оставшихся на нем предметов одежды и на секунду замирает, оглядывая лежащую под ним красоту и кусая собственные губы. Он довел Ухёна до крайней точки наслаждения, иначе по-другому никак не объяснишь то, что по его давно затвердевшему члену потекла мелкая полупрозрачная капелька, а сам король тяжело дышит, кое-как сдерживая свою потребность в разрядке. Наму приоткрывает глаза и затуманенно смотрит на Сонгю, а его рука сжимает ту самую красную повязку, утерянную атаманом, и тот расплывается в довольной улыбке - даже вовсе не потому, что его вещь осталась в целости и сохранности.
- Ваше Величество, я поражен, - разбойник снова очаровывает короля своей лисьей ухмылкой, и приникает губами к ключицам, оставляя на коже жаркие метки и присваивая Наму только себе, в то же время осторожно вытаскивая повязку из расслабленных пальцев, чтобы найти ей новое и заманчивое применение.
Сонгю смотрит на желанное тело под собой еще пару секунд и сам чуть ли не стонет от вида полностью обнаженного, уже готового кончить под ним Ухёна, а красная ткань, долгое время пролежавшая под подушкой, теперь сама напрашивается на какое-то извращенное применение. Спустя пару секунд повязка аккуратно ложится на глаза короля, а ее концы переплетаются в тугом узле. Наму тянет руки к Сонгю наугад, но атаман не дается просто так и быстро отстраняется, снимая с себя рубашку и нависая над королем, чувствуя, как и его собственное лицо начинает гореть. Руки короля несмело гладят плечи атамана, осторожно спускаясь ниже, и как только пальцы случайно задевают соски, Сонгю запрокидывает голову назад и томно выдыхает, глубоко втянув ртом воздух сквозь стиснутые зубы. Прямо сейчас, по королевскому телу, влажно поблескивающему от испарины, скользят тени от пламени свечи, одиноко стоящей на столике, и в этом горячем полумраке витает запах тела Наму. Все наполнено и пропитано только им, и Сонгю готов взвыть от того, что запретил самому себе прикасаться к этому запретному плоду. Он уже давно готов сделать Ухёна своим, но оставшийся где-то в глубине запутанных мыслей внутренний голос шепчет ему "не сейчас", и атаман сдерживается, облизывая пересохшие губы. Ладонь снова охватывает кольцом напряженный ствол и остается на нем без единого движения, а вторая рука перехватывает руку Наму, задерживая ее в одном неизменном положении, будто бы сковывая. Сонгю трется щекой о пальцы, нежно целуя их, а затем погружает в рот один из них, жарко обводя языком и вырывая из груди короля сладостный исступленный крик. Плоть в руке атамана пульсирует и сочится, а губы Ухёна шепчут чувственные просьбы, но разбойник не позволяет ему кончить так быстро и только дразняще посасывает каждый палец поочередно, мучая и издеваясь над бедным королем. Наконец, прервав свою ласку с неприличным мокрым звуком, он наклоняется над членом и с жаром слегка выдыхает на головку, едва касаясь ее губами. Король готов метаться и рвать измятые простыни от ощущений, которые ему дарит Сонгю своим ртом прямо сейчас, и Ухён непроизвольно приподнимает бедра и толкается глубже, самостоятельно задавая нужный темп. Спальня за считанные секунды наполняется звонкими стонами, частым шумным дыханием и тихими причмокиваниями, и все эти звуки так давят на сознание обоих парней, что ни один из них не выдерживает и минуты: Сонгю уже поспешно расстегивает свою ширинку свободной рукой, а Наму выгибается и наполняет ласкающий его рот вязкой беловатой жидкостью, сжимая между пальцами прядки огненно-рыжих волос атамана.
Ухён чувствует, как дрожат его бедра, как по коже стекают мелкие капельки, сходясь в одну струйку, ведущую к узкому проходу, и как его лицо начинает гореть от стыда, когда измятая повязка сползает с его глаз, и он видит полураздетого Сонгю с растрепанными волосами, слишком ласково и мягко касающегося губами его эрекции. Всё это выглядит слишком откровенно: настолько, что хочется провалиться сквозь землю, и король готов молить о том, чтобы красная повязка снова закрыла его глаза, но она не спасает от новой волны смущения, когда смазанный палец проникает в Ухёна, а постель пропахла чем-то сладким, затуманивающим все лишние мысли, и этот запах кажется таким пошлым, что у Наму кружится голова. Молодой правитель резко хватается за простынь и ерзает - он все еще не удовлетворен, но атаман действует неторопливо, стараясь не навредить и не причинить боли, хотя сам уже давно на взводе. Растягивая такое податливое и соблазнительное тело, Сонгю облизывает губы и смотрит на короля, вводя в проход второй палец и наблюдая за реакцией Ухёна. Тот щурится и закусывает нижнюю губу, глубоко дыша и стараясь расслабиться. Сейчас его вот так постыдно лишат чести, снова заставят громко стонать и просить о чем-то более неприличном, и теперь действия атамана хочется немного попридержать, чтобы не допустить ошибки.
Но разве это и не будет самой большой ошибкой?
Ведь Ухён хочет, ужасно хочет, чтобы Сонгю занялся с ним сексом, выбив разом все сомнения из его головы...
И король блаженно стонет, когда атаман входит в него и наклоняется, прижимая своим телом к кровати так, что мокрая простыня липнет к спине Наму. Голова заполняется каким-то неясным гулом, в глазах темнеет, и колечко мышц тесно сжимает член Сонгю, отчего сразу же появляется саднящая боль, но Ухён терпит, плавясь от разгоряченного дыхания и губ, целующих его лицо. Черт, эти губы... Сколько раз за эту ночь они подчиняли Ухёна себе, сколько сорвали стонов и выкрадывали душу по частичке... Слишком много вещей, которые сводят его с ума, связано с этим разбойником, и от этого хочется только бесконечно шептать о том, как ему сейчас хорошо. Сонгю гладит бедра и низ живота Ухёна, мягко надавливая на него ладонью и входя глубже, прикрывая глаза от удовольствия. Хочется ускорить темп сразу, заставить парня под ним краснеть еще больше, посадить сверху себя и смотреть, как он насаживается сам, убирая волосы со лба и запрокидывая назад голову, заполняя комнату своим громким крикливым стоном. Ах, эти фантазии... От них в этой спальне становится всё горячее.
- Быстрее... - Сонгю не верит своим ушам, когда слышит эту просьбу, произнесенную Ухёном слишком томно, и король сам же смущается от своего голоса и накрывает глаза ладонью, продолжая бормотать, - я свихнусь, если...ты продолжишь только так...
Атаману не нужно повторять два раза, и он раздвигает ноги короля шире, уже не сдерживаясь в своих движениях. Сильные толчки один за другим заставляют Ухёна вздрагивать и напрягаться сильнее, он цепляется вспотевшими руками за плечи Сонгю и склоняет голову набок, вдыхая аромат с лежащей рядом с ним на подушке красной повязки, а Ким, не раздумывая, оставляет новые метки на гладкой шее, где уже почти не осталось свободного от засосов места. То, чем они сейчас занимаются, будет еще долго преследовать короля в его снах и мыслях, когда он будет находиться один или прогуливаться по лесу, даже при всей своей свите. Лицо хитрого лиса-атамана находится к нему слишком близко, и хочется дотянуться до губ, но Ухён только лишь приоткрывает рот, жарко выдыхая, и Сонгю чувствует это. Оставив в покое изгибы такой любимой им шеи, он тянется к губам Ухёна и врывается языком в его рот, уже просто вбивая тело раскрепощенного короля в запачканную кровать. Они оба выдерживают не больше минуты, и Ухён отстраняется от губ атамана в нехватке воздуха, с ослабленным стоном пачкая спермой свой живот, а следом за ним кончает и Сонгю, упершись лбом в плечо Наму и тяжело хрипло дыша.
Сонгю совершенно не хочется вставать. Ему хорошо, а мягкое тёплое тело Ухёна, который сопит у него на груди, лишь усиливает странное чувство бесконечного счастья. Атаман желает остановить время, чтобы растянуть эти мгновения на целую вечность, но времени плевать на желания какого-то атамана, и в светлеющем небе начинают гаснуть звёзды.
Тяжело вздохнув, Сонгю осторожно переносит голову Ухёна на подушку и поднимается с королевской постели. К счастью, его одежда не раскидана по всей комнате, и найти её не составляет труда.
- Ты что делаешь? - слышит Сонгю тихий голос за своей спиной, натягивая штаны.
Ухён сонно хлопает глазами, сидя на кровати, и не сводит с разбойника взгляда.
- Мне пора возвращаться, - так же тихо отвечает Сонгю.
- Не уходи, - просьба Ухёна так проста, но Сонгю не может позволить себе её выполнить.
- Скоро утро, придут твои слуги. Они вряд ли обрадуются, застав меня в твоей постели.
- А я прикажу никому не входить, - не сдаётся Ухён, вызывая у Сонгю ухмылку.
- В темноте легче уйти, - возражает разбойник, застёгивая рубашку. - А при свете слишком велик риск, что меня поймают.
- Останься, - в голосе Ухёна слишком много мольбы, и Сонгю от этого не сразу попадает пуговицей в дырку. - Это приказ короля.
- Я атаман разбойников, - Сонгю проводит рукой по чёрным растрёпанным волосам Ухёна. - Неужели ты думаешь, что я повинуюсь королю?
Ухён слишком жалобно смотрит на Сонгю и вообще похож на брошенного щеночка. Сонгю невольно улыбается. Какими же милыми могут быть эти короли.
- Мне правда надо уйти сейчас, - Сонгю садится рядом с Ухёном, приобнимая его за плечи. - Но я ещё вернусь, Хочешь - этой ночью, хочешь - следующей... Я обещаю.
Закрывая глаза, Сонгю касается носом носа Ухёна. А Ухён резко подаётся вперёд и целует его, и глаза Сонгю широко распахиваются от удивления. В поцелуе Ухёна столько тепла и нежности, и кончиками пальцев он так ласково гладит руку разбойника. По телу Сонгю пробегают мурашки, и он уверен, что сейчас происходит один из лучших поцелуев в его жизни.
Ухён отстраняется, смущённо опустив вгляд. Щёки его покрываются лёгким румянцем, и он чуть закусывает губу. А Сонгю завороженно смотрит на короля, не в силах оторвать от него взор.
- Тебе, кажется, пора, - напоминает Ухён, всё ещё разглядывая одеяло.
Сонгю молча кивает и нехотя встаёт, проведя рукой напоследок по Ухёновым шее и плечам. Подойдя к окну, он оборачивается, чтобы ещё раз взглянуть на короля. А король уже стоит рядом, кое-как накинув одеяло на плечи. Атаман не может сдержаться, и крепко-крепко обнимает короля.
- Я вернусь, - шепчет Сонгю, и Ухён не может ему не верить.
Сонгю не хочет уходить. Сонгю хочет навечно остаться здесь и обнимать Ухёна.
Сонгю требуется вся его сила воли, чтобы выпустить Ухёна из объятий. Почему-то ему слишком тяжело помнить, что в разбойничьем лагере его ждут дела, слишком тяжело отворачиваться от Ухёна.
Стараясь не смотреть на короля, атаман забирается на подоконник. Внимательно изучает стену в поисках ближайшего выступа, пытаясь избавиться от ощущения обеспокоенного взгляда на своей спине. Глубоко вздохнув, Сонгю ловко перескакивает на уступ под королевским окном и в последний раз смотрит на Ухёна. Взгляд его цепляется за обнажившееся плечо, и Сонгю резко спускается, понимая, что даже его железной воли не хватит, чтобы уйти из замка, если он ещё хоть секунду будет любоваться молочной кожей короля.
Ухён улыбается, наблюдая, как тёмный силуэт движется по крыше одной из замковых пристроек. Дождавшись, когда фигура Сонгю скроется за крепостной стеной, король возвращается в кровать. Несмотря на лёгкость на сердце, день у Ухёна был тяжёлым, а ночь - весьма изматывающей, хоть и безумно приятной, так что он очень хочет спать. Конечно, идеально было бы заснуть рядом с Сонгю, но это, увы, невозможно. Зато постель Ухёна уже немного пропитана запахом разбойника, и король очень надеется, что пока ему хватит и этого.
@темы: Графоманство, Infinite, Фанфикшн, "пидорская любовь", УГю, МёнДжоны